Нашей Школе принимающих семей «Арбат» 10 лет! Подготовкой кандидатов в приёмные родители Благотворительный детский фонд «Виктория» занимается в рамках программы «Семейный круг». За эти годы психологи фонда подготовили более 380 кандидатов, которые приняли 195 детей. 25 сентября стартовала 25, юбилейная, ШПР.
О работе психолога, об удивительном пути к приёмному родительству рассказывают ведущие психологи БДФ «Виктория» Лада Двуреченская и Анастасия Убоженко.
О чем будущие приёмные родители не догадываются, когда приходят в ШПР?
Лада: Часто будущие родители не догадываются, что для ребенка всю оставшуюся жизнь будет иметь значение его кровная семья, даже если он никогда не увидит своих кровных родственников. Но он все равно будет о них думать. Случается, что приёмные родители решают сохранить тайну усыновления, но через какое-то время она раскрывается. Это шок для ребенка: рушатся его представления о себе, о мире, о родителях.
Когда человек женится или замуж выходит, думает, что берет себе мужа или жену, а оказывается, что берет всю его или её семью себе в родственники: и родителей, и брата с сестрой, и племянников. Он оказывается связан с ними. Так же и с приёмным ребёнком. Родители предполагают, что взяли только ребенка в семью, а на самом деле, соединяются с его родом, семейной системой. И даже если вы никогда ни с кем из семьи ребёнка не встретитесь, то присутствие «родственников» будет ощущаться: ребёнок будет об этом думать, вспоминать, интересоваться. У вас могут появиться мысли: «Мой ребенок сейчас это делает, потому что он становится похожим на кровную маму или папу?». В наше время приемные родители находят кровных родственников своих детей в интернете, изучают их аккаунты в социальных сетях, наблюдают за ними. Дети, подрастая, тоже ищут родных в интернете.
Анастасия: У кандидатов в приёмные родители действительно есть иллюзии относительного того, что принял ребёнка в семью – как ластиком, стёр прошлую историю. Даже если это отказной младенец, у него есть история его происхождения и обретения семьи. Тем более, если это ребенок более старшего возраста. Не получится начать жизнь с чистого листа. Приёмное родительство – это особый путь, и факт усыновления навсегда останется и с ребёнком, и с родителями.
Еще важно осознавать, что недостаточно только любви, желания стать мамой или папой. Заблуждение думать «мы взяли ребенка, ему теперь хорошо, и он будет ценить это». Нужна целая система знаний о психологии травмированного ребёнка в целом и о об особенностях и фактах из жизни уже конкретного ребёнка, которые будут задавать специфику его развития. Придётся многое анализировать, прорабатывать и обращаться за помощью к специалистам.
Какие самые распространенные причины, по которым люди хотят принять в семью ребенка?
Лада: Сейчас большая проблема с репродуктивным здоровьем людей. К нам приходит много бездетных пар, которые не могут родить собственного ребенка.
Часто люди приходят с мыслью о наследнике – «хочу наследника», хотя можно ли «взять наследника» у чужих родителей? Поэтому по мере обучения кандидаты понимают, что не наследника в семью приведут, а ребёнка, которому нужна помощь, много месяцев «оттаивания». А потом будут годы сближения, настроек взаимопонимания и выстраивания совместного жизненного пути. Станет ли ребёнок «наследником» – зависит от многих факторов.
Анастасия: Многие думают о приемном ребёнке, как о счастье, которое придёт и улучшит жизнь, но ребёнок наполняет жизнь не только радостью, но бесчисленными заботами. Изначальная установка у человека – возьму я ребенка и будет мне счастье.
Как много людей приходят в ШПР с иллюзорным представлением о приёмном родительстве или уже с каким-то понимаем особого пути?
Лада: Кандидаты в приёмные родители, у которых уже есть дети, понимают, что их жизнь сильно изменится. Бывает, приходят люди, которым приходилось заботиться о младших братьях и сестрах, но в наше время таких немного. А вот если у людей своих детей не было, то для них будет неожиданностью, насколько ребенок – кровный или усыновленный – своим появлением меняет жизнь в семье. Каждая женщина, которая родила ребенка, скажет, что к этому невозможно подготовиться, прочитав книжку, поговорив с опытными подругами или окончив курсы. Жизнь делится на «до» и «после».
Никогда не забуду: у нас на одной из Школ была молодая семья и девушка говорила: «Что же я не смогу работать, когда у меня появится ребенок? Могу же его оставить дома, поработаю, вернусь». А у них собачки были. Думали, что младенца, как собачку, можно оставить дома, а потом вернуться и продолжить своё материнство. Но понимание, что ребенок – не игрушка, его нельзя в манеж «убрать и забыть», приходит с опытом. Поэтому на ШПР мы делаем много упражнений, которые помогают прочувствовать ответственность приёмного родителя, свою готовность к родительству до того, как появится опыт в реальности.
Какого рода упражнения вы используете для этих целей?
Лада: Упражнений много, для каждой темы свои. Например, упражнение «Ниточки» в теме «потеря кровной семьи и привязанности». Одного из взрослых мы приглашаем на роль ребёнка. Придумываем дружно историю «про него»: имя, возраст, есть ли мама с папой, братья и сёстры, дедушки и бабушки. На их роли тоже выбираем кого-то из участников. Люди, исполняющие роли, собираются в круг.
Мы привязываем к руке мамы и ребенка ниточку. Это значит, что у них есть связь. Затем мы эту историю развиваем. Например, папа исчез, мама запила, ребёнка с братиком забирает опека. Ниточку обрезаем. Затем поочередно привязываем ниточки к рукам всех, кто в какой-то момент принимает заботу о ребёнке на себя. Ниточки натягиваются, ослабляются, рвутся, когда ребёнок расстаётся с теми, к кому привязан. Задача для участников – отслеживать свои чувства.
Такое моделирование даёт возможность прочувствовать, что ребенок переживает, когда его забирают из семьи. Многим кажется, что если родная мама не умела или не могла заботиться о детях, плохо кормила, исчезала на время из дома, могла выпивать, то ребёнок не будет переживать расставание. А когда человек оказывается в роли ребёнка и у него обрываются «ниточки», то тут он испытывает потрясение. Пусть это в маленьком масштабе, в упражнении, но он испытывает чувства, которые часто испытывают дети, изъятые из семьи.
Анастасия: Вот пример другого упражнения, которое доходчиво демонстрирует чувства ребёнка во время адаптации. Просим участников представить, что они из интерната попадают в приёмную семью. Даём картины известных художников с изображением семей. Задача – рассмотреть картины и представить, что вас приняла эта семья: что чувствуете на новом месте, в чужой пока семье, что пугает, что вызывает симпатию, что могут сделать эти люди, чтобы вам было лучше.
Когда человек поставлен – пусть и умозрительно – в определённые условия, он быстро представляет, что важно для ребёнка в период адаптации. Так сама группа в процессе мозгового штурма составляет список рекомендаций по адаптации детей, а мы его подытоживаем.
Что самое сложное для будущих родителей на занятиях?
Лада: Терять иллюзии.
Анастасия: Сложно «проживать» чувства ребенка, – например, через упражнения, о которых говорили – если они напоминают чувства, которые человек сам пережил в детстве. Потом кандидаты обсуждают это с нами на индивидуальных консультациях, возвращаются к задевшей теме снова и снова.
Лада: У каждого из нас внутри есть «ребенок-сирота». У кого-то он больше проявлен, у кого-то меньше. Как я говорила, к нам часто приходят люди, у которых было не самое благополучное детство и их психологические травмы еще не проработаны. На какое-то время их могли оставлять родители – у родственников или в интернатах, они сталкивались с жестоким обращением или равнодушным отношением со стороны родных. Эти переживания часто всплывают на занятиях.
Есть какие-то рецепты успешного приёмного родительства?
Лада: Один из мифов, с которым люди приходят к психологам, – это какие-то волшебные слова или рецепт, который позволяет улучшить поведение ребенка. Вы нам скажите «как», мы вот это сделаем, адаптация будет просто супермягкой и я буду хорошим приёмным родителем. Но таких рецептов нет, все очень индивидуально.
Обсуждаем и подводим к осознанию, что все зависит от конкретного ребенка. Вот когда у вас будет конкретный ребёнок, будем знать историю его жизни, его особенности, состояние здоровья, тогда и сможем дать рекомендацию.
Анастасия: Многое просто зависит от темперамента и характера. Один ребенок реагирует и говорит «да, я все понял, хорошо», кто-то замыкается в ответ на родительские слова, потому что они нарушают личную границу, а кто-то пугается и цепенеет. Вообще нет рецептов.
Столько лет мы в теме, а все равно каждая история кандидатов, а потом состоявшихся приёмных родителей – это индивидуальный путь. С одной стороны, мы можем предполагать, что этот человек может стать хорошим приёмным родителем, а этому будет сложно: мы же хорошо видим какие-то риски и ресурсы. Но нельзя быть уверенным, гарантировать успех или неуспех, потому что сегодня человек такой, а завтра изменятся его жизненные обстоятельства, и у него уже другой внутренний ресурс.
Какие основные чувства у ребенка, когда он попадает в приёмную семью, есть ли в них место радости?
Лада: Чувства ребенка – это то, с чего мы начинаем нашу подготовку. На установочном тренинге у нас один из вопросов: «Что чувствует ребенок, который попал в сиротское учреждение». Сначала просим каждого на листе написать 8-10 чувств, которые испытывает ребенок, затем всей группой обобщаем и пишем все чувства на флипчарте. В 95% это тяжелые чувства, а страх – на первом месте. Ребёнок не осознает, страх чего – это просто страх, который его замораживает и парализует, наполняет тело тяжелыми ощущениями. Страшно, что за люди вокруг, что они со мной будут делать. А если с ребёнком жестоко обращались в кровной семье, то он видит опасность во всех взрослых. Иногда родители называют любовь и надежду, и сами начинают понимать, что это чувства, направленные на кровную семью.
Когда мы делали это упражнение в нашей Детской деревне «Виктория» с родителями, у которых уже есть богатый опыт воспитания приёмных детей, то они динамику чувств ребёнка сразу нарисовали: страх, апатия, депрессия, надежда, что мама заберет, злость, агрессия и пришли к выводу, что такую же динамику чувств испытывает ребенок, который попадает в приемную семью. Если это ребёнок, от которого отказались приемные родители, то ему мучительно, что он опять не подойдет и его вернут. Если есть хоть одно-два положительных чувства, то обычно это надежда, что все будет хорошо.
Мне запомнился рассказ одной мамы. Уже много лет прошло, как девочка в семье, и мама ей рассказывает: «Когда я зашла в детский дом, то сразу увидела тебя, обрадовалась и поняла, что хочу тебя взять. Я сразу тебя полюбила. А ты?». Она рассчитывала, что дочка ей тоже скажет, что когда ты зашла, я тоже тебя сразу полюбила и захотела, чтобы ты стала моей мамой. А девочка говорит: «А я нет». Мама спрашивает, а почему же ты пошла со мной? Дочка отвечает: «А мне было очень страшно оставаться в детском доме». Оставаться в детском доме может быть страшнее, чем идти в семью к незнакомым людям.
Но не у всех детей такое бывает. Некоторые дети успевают адаптироваться, привыкнуть к детскому дому. Образ жизни, который они там ведут в течение нескольких лет, для них привычен, удобен и стабилен. В детских учреждениях, с которыми мы работали, были хорошие бытовые условия, самоотверженные воспитатели и преподаватели, которые старались делать так, чтобы детям было максимально хорошо. И тогда детям может не хотеться идти в семью, отрываться от привычной жизни.
Может ли родитель компенсировать детские травмы приёмного ребенка, депривацию, например?
Лада: Травма отпечатывается в нейронных связях, поэтому на 100% ее компенсировать нельзя, но отчасти можно.
Чем младше ребёнок, тем больше ему необходимо внимания в период интенсивного развития нейронных связей. Есть сензитивный период, когда такие связи очень интенсивно образуются – до двух лет, а потом эта способность начинает угасать. Поэтому если младенца лишили удовлетворения его базовых потребностей, – в безопасности, уходе, ласке, движении – то в сензитивный период эти нейронные связи не установились. После двух лет процесс формирования нейронных связей идёт уже по-другому и сложнее, но все же компенсация возможна.
Вот человек, например, пережил инсульт, у него разрушена часть мозга. Мы знаем, что иногда восстановление возможно: может вернуться речь, чувствительность, способность двигаться. Это происходит благодаря возникновению новых нейронных связей, которые обходят участок пораженной зоны. Мозг ребенка очень пластичен и так же способен к восстановлению в случае депривации.
Анастасия: Тема депривации тесно связана с вопросом распространённых иллюзий, с которыми люди приходят в ШПР. Представим двух двухлетних детей. Один с рождения находился в доме ребёнка, где ему не могли уделять постоянного внимания, он был по большей части предоставлен сам себе. Это спровоцировало депривацию. Другого ребёнка изъяли из семьи, в которой о нём мало заботились, или что-то случилось с родителями. Многие кандидаты думают, что лучше взять ребёнка, который был в учреждении с рождения: у него не сформировалась привязанность к родителям, какие бы они ни были, он не видел жестокости. Чистый лист. Тем не менее, в семье – если речь не идет о бесчеловечности – лучше, даже если семья была асоциальной. Он был в системе семьи, изучал мать, ее эмоции, вокруг были люди, поэтому депривация выражена меньше.
Хотя если его очень надолго оставляли одного в квартире, запирали дверь, редко нянчили, то он может стать «ребенком-маугли». А в учреждениях все же дети не превращаются в «маугли».
Сколько времени требуется взрослому человеку на адаптацию?
Анастасия: У нас есть целое занятие про адаптацию. Мы с приемными родителями говорим о том, что войти в роль папы или мамы не всегда просто, на это нужно время. И родители, принявшие ребёнка в семью, не всегда начинают чувствовать себя родителями приёмного ребёнка.
Нужно держать в голове, что на адаптацию, привыкание, привязанность, на вживание ребёнка в семью нужно время. Кто-то говорит «терпение». Но мы уходим от этого понятия. Терпение предполагает, что ты терпишь, например, сложное поведение и ждёшь, когда само пройдет. Не терпение, а понимание того, что происходит. Родителю нужно знать, как помочь ребёнку справиться с внутренними страхами, провоцирующими сложное поведение, самому оставаться устойчивым.
Лада: Мы часто делаем одно упражнение, чтобы выяснить, какими качествами должен обладать приёмный родитель. Все пишут на бумажке-стикере качества, которые, как они думаю, прежде всего нужны. Потом мы рисуем человечка на доске и наклеиваем эти бумажки туда на его теле, где, как нам кажется, живут эти качества. Обычно кандидаты без родительского опыта пишут на одной бумажке «терпение», на другой «любовь», ну и на третьей разное – кто что предпочитает. И вот терпение наклеивают на голову, любовь – на сердце. Получается человек с огромной головой и огромным сердцем, вмещающими все бумажки, и слабыми ножками, ручками и другими неприкрытыми частями тела. Когда мы потом рассматриваем эту картинку, я спрашиваю, какие зоны риска вы видите у человека, что с ним может случиться? Ответ: это головная боль и боль в сердце, риск инфаркта или инсульта, потому что эти зоны перегружены.
Анастасия: На эти зоны рассчитывают, но на них сложно опираться. Работают ведь руками, стоят на ногах. Да и все тело участвует в родительстве. Нужны уши, чтобы услышать ребенка, нужен рот, чтобы рассказать ребенку. Нужны руки, чтобы обнять ребенка и окружить нежностью. Ногам нужна устойчивость, глазам – внимательность. Пока не проговоришь это на ШПР, многим кажется, что «терпение и любовь все перетрут», а нужны другие качества и навыки.
Хватает ли двух месяцев для того, чтобы дать максимум базовых знаний о приёмном родительстве?
Лада: За 80 учебных часов невозможно обо всём подробно рассказать. Например, из опыта работы с семьями в Детской деревне «Виктория» есть много наблюдений и методик по адаптации братьев и сестер, по взаимодействию с кровной семьей. Еще важная тема для части кандидатов в приёмные родители – родственная опека или приёмный подросток. У нас много материалов и наработок, но всё втиснуть в программу не получается. На занятиях мы знакомим слушателей с потенциальными проблемами и основными методами их компенсации, а вот как преодолевать, например, нарушение привязанности или депривацию – это еще надо не одно занятие провести, чтобы рассмотреть разные способы преодоления проблемы.
Тем не менее человек получает ценный эмоциональный опыт, способен лучше понимать самого себя и ребёнка, объяснять его сложное поведение: что это не вредность, например, а проявление страданий ребенка.
Анастасия: Ко всему не подготовишь, все ситуации не проиграешь. Очень обширное поле проблем, часто индивидуальных. Поэтому у нас существует система поддержки на этапе, когда идет адаптация ребенка в семье и у замещающих родителей возникают уже практические вопросы, которые мы помогаем им решать.
При этом мы стараемся создавать такую систему поддержки, чтобы родитель обращался к нам не в крайнем случае. Мы при необходимости проводим дополнительные встречи, консультации, чтобы родители при первом появлении сложной ситуации могли с ней справиться, а не ждали наступления кризиса.
У кого больше возможностей стать успешным приёмным родителем?
Лада: Прежде всего у человека, который способен к изменениям, потому что родителем становится тот, кто готов личностно меняться, менять свою жизнь и принимать изменения вокруг. Например, иногда работу приходится менять. Была у нас мама, которая рассказывала, что работала на двух работах и бросила всё, чтобы быть дома с ребенком: «Теряю в деньгах, но понимаю, что не могу сейчас оставить ребенка. Я ему нужна».
Анастасия: У человека не должно быть своих сложных эмоциональных проблем. Для приёмного родителя важно быть устойчивым, чтобы успешно преодолевать эмоциональные взбрыки ребёнка. А если человек эмоционально неустойчив, сам травмирован, то, скорее всего, он не справится. Он будет «заражаться» от ребенка, что вызовет усугубление конфликта.
Можно ли понять, кто из кандидатов справится с приёмным родительством?
Лада: По ходу занятий мы часто видим, у кого родительский ресурс больше, а у кого меньше, но если бы стояла задача находить только «идеальных приёмных родителей», то устройство детей в семьи было бы не возможным. Главное, чтобы человек отдавал себе отчет в том, на что он идет, с какими сложностями столкнется, что влияет на отношения с приёмным ребёнком. Ведь идеальных людей вообще нет. Поэтому наша задача – помочь.
Когда входишь в тёмную незнакомую комнату, то не знаешь, что там и где, на что можешь налететь, наткнуться или наступить. Наша задача – осветить приемному родителю пространство, в которое он собирается войти, показать, что перед ним, что справа и слева. Он должен понимать, какие препятствия нужно преодолеть, где нужно быть аккуратнее, а где можно расслабиться.
А что такое родительский ресурс?
Лада: Он состоит из разных компонентов. Например, это твой детский опыт с родителями: был ты в семье счастлив или нет. Если ты был счастливым ребенком, – твои родители прислушивались к твоему мнению, обсуждали твои переживания, проводили с тобой много времени – то ты научился у них этому, ведь дети запоминают поведение родителей, а затем воспроизводят его, став взрослыми.
Когда мы с нашими слушателями рисуем генограмму их семьи, то понимаем, какие родительские ресурсы есть у человека. Есть участники с очень ресурсной генограммой. Что в нее входит? Полная семья, стабильный брак, когда собственные родители не разводились. Несколько детей в семье, многодетность – когда 3-4 ребенка в разных поколениях. Поддержка тёплых отношений с близкими и дальними родственниками. Это и есть твой семейный ресурс, который дает силу для воспитания ребёнка.
Анастасия: Такие отношения в семье дают эмоциональную силу, даже если родных людей уже нет. Например, некоторые рассказывают о том, чему их дедушки и бабушки учили, как они относились друг другу и к своим детям. Это знание закрепляется в голове как ресурс на всю жизнь.
Лада: Но надо сказать, что для приёмного родительства такая семейная система не часта – обычно, генограмма другая. Приёмное родительство возникает чаще там, где есть ограничивающий фактор к рождению ребёнка. Как перинатальные психологи мы видим, какие травматичные отношения или события в генограмме семьи влияют на то, что у человека нет собственных детей. Иногда проработка внутренней травмы во время занятий ведет к исправлению психологической проблемы, которая мешала рождению ребенка. Почему часто наши кандидаты, когда прослушали курс, беременеют и рожают? Потому что когда они участвуют в нашей программе, консультациях, слушают истории других, то прорабатывают и свои травмы, где-то какие-то струны ослабляются, перенастраиваются, и они уже с другим ресурсом идут в родительство.
Еще повышает родительский ресурс опыт воспитания собственного ребёнка, хоть он и не ложится калькой на опыт воспитания приёмного ребёнка. Ведь многие вещи ты уже знаешь: как дети меняются, какие у них возрастные особенности – сегодня он такой, а завтра другой. Уже понятно, что твоя жизнь теперь большей частью принадлежит ребёнку. Нет ложного стереотипа, что именно так его нужно воспитывать.
Анастасия: Ресурсности добавляет также чужой опыт приёмного родительства, если наблюдаешь, как другие воспитывают приёмных детей.
Еще есть ресурс внешней среды. Например, если супружеская пара согласованно пришла в приёмное родительство: они многие моменты преодолели, сплотились, эмоционально поддерживают друг друга. Ведь бывает, что в семье нет единства, человек не чувствует поддержки партнера или у них в паре один хочет ребёнка, а другой нет.
Также поддержка других родственников, тёплые отношения с ними, возможность обратиться за помощью всегда прибавляют ресурсности человеку.
Вы говорили, что работа психолога ШПР похожа на работу проводника с фонариком. Какой социальный эффект вашей работы?
Лада: В нашей работе сложно вывести цифровой КПД, как в бизнесе. Человек – не пирожок: сколько слепили, сколько продали, вкусно не вкусно. Сложно оценить.
Что было бы, если бы психологи не работали? Детям в семьях было бы сложнее. Было бы больше отказов, меньше благополучия в семьях, родители бы больше выгорали, больше кричали и наказывали детей, срывались.
Важно, чтобы человек принимал решение осознанно, понимал, что его ведёт в тему приёмного родительства. Понятно, что бывают вынужденные ситуации, когда ребёнок остался без родителей, если что-то случается в семье, и родственникам нужно своих детей «подхватывать». А в других ситуациях человеку важно осознавать свои истинные мотивы, чтобы принимать решение с открытыми глазами.
Метафора о фонарике не о том, что человек не знает куда идти. Может он и знает, но не знает, с чем столкнётся на пути. Это же пока не исследованное пространство. А когда тебе рассказывают, что там внутри, то ты можешь выстроить траекторию своего движения и подготовиться к каким-то препятствиям: если не избежать, то как-то грамотно их преодолеть.
Анастасия: Основная задача – настроить родителей на ту работу, которая им предстоит. Большинство приходит с желанием «хочу свою жизнь улучшить». Никто не приходит со словами «я готов кардинально поменять жизнь, отдавать очень много времени и сил, пожертвовать своим временем, средствами, работой ради ребёнка, который придёт ко мне из детского дома». Все хотят полноценную семью, совместных радостных и интересных моментов, реализации, счастья, благодарности, смысла жизни иногда, не очень понимая, что это такое, приёмный ребёнок. Будет со временем и счастье и реализация, но это долгий путь.
Социальный эффект — это осознанность, когда человек уже понимает, зачем ему родительство и сможет ли он стать ресурсным родителем. В среднем одна треть прошедших школу затем усыновляет детей или берет под опеку, две трети – отказываются от своего намерения. И то, и другое – социальный результат.
С какими срочными вопросами к вам обращаются приёмные родители чаще всего?
Лада: Поведение, которое пугает родителей. Некоторые реакции ребёнка вызывают испуг или страх. Кажется, что «либо с ребёнком все не в порядке, либо я совсем плохой родитель». В этот момент родителям нужна хоть какая-то живая поддержка.
В таких ситуациях мы помогаем родителям отреагировать свои эмоции, чтобы они немножко их отпустили и начали рационально думать. Это помогает избежать спонтанных неверных действий. Во-первых, важно понимать, что за причина заставила ребёнка так себя вести. Во-вторых, нужно разобраться, какую задачу хочет решить родитель. И оказывается, что для решения уже осознанной задачи нужны совсем другие «неожиданные» действия, в отличие от тех, которые спонтанно пришли в голову родителю при возникновении проблемы.
Бывает, что родители срываются, могут наорать и отшлёпать. Они же тоже люди, у них есть предел прочности и терпения. Мы все срываемся иногда. Для приёмного родителя такой срыв может означать конец его родительства, потому что если такая информация попадет в опеку, то приемного родителя быстрее отстранят от воспитания ребенка. И это тоже держит родителей в напряжении. Поэтому мы в том числе и про эмоциональную поддержку. Важно, чтобы кто-то выслушал и сказал «у вас все нормально, с этим можно работать и что-то делать, а в перспективе все наладится».
Анастасия: Родители звонят с усталостью, выгоранием. Еще родители часто обращаются по поводу поведения в школе или в саду. Если родитель в семье уже умеет взаимодействовать с ребёнком и успешно корректирует сложное поведение, то когда ему звонит из школы учитель или воспитатель из садика с жалобой на поведение ребёнка, он оказывается беспомощным.
Для приёмных родителей очень важна эмоциональная поддержка, потому что они её почти нигде не получают. Их часто обвиняют или осуждают. Ребенок себя плохо ведёт, значит ты плохой родитель. Большинство людей – даже педагоги – не знают специфики того, как развиваются дети с опытом сиротства и депривации, пережившие жестокое обращение и травмы. Ведь дети ведут себя «трудно» не потому, что они вредные и специально выводят взрослых их себя, а потому что таким образом выходит их травматический опыт. Взрослым с этим сложно справляться, проще обвинить ребёнка в том, что он вредный и неуправляемый, и обвинить родителей, что они некомпетентные. Родители чувствуют, будто они в обороне.
Лада: Культура восприятия приёмной семьи у нас меняется, но очень медленно. У социальных психологов есть такая концепция, что в коллективе всегда найдется «козел отпущения». Если в классе есть приёмный ребенок, то чаще он будет на этом месте, а не ребёнок из кровной семьи с таким же поведением. Мы сталкиваемся с ситуацией, когда и приёмная семья становится таким «козлом отпущения»: кровные родители объединяется против неё. Такое случалось с нашими семьями и не один раз.
Не всегда учитель и воспитатель настроены сотрудничать с приёмной семьей, проблемы решать – это требует специальных знаний и доброй воли. Пока мы наблюдаем тенденцию, при которой ребёнка вытесняют из учреждения: «идите в другую школу, в другой детский сад», но в некоторых заведениях есть специалисты, которые используют другой подход и умеют разбираться со сложностями. Поэтому изначально нужно искать организацию, где возможно сотрудничество с педагогами.
Бывает, что вам звонят, а вы растерялись вдруг? Что может вызвать внутреннюю паузу?
Лада: Сказать, что мы совсем какие-то неожиданности узнаем, не могу. Все-таки большой опыт работы, ты уже понимаешь диапазон, в рамках которого ребенок может действовать. Но мы, психологи, тоже люди и можем иногда заразиться страхом родителей. Если ребенок совершает какие-то серьёзные противоправные вещи. Ну, например… Не хочется сейчас раскрывать каких-то историй, но бывает, что дети и за ножи хватаются.
Случаются ли у вас в вашей работе какие-то откровения, эмоциональные встряски?
Лада: Все время происходят. У меня по разным поводам душа терзается. Иногда истории детей, пришедших в семью, оказываются такими жесткими – трудно себе представить, что в наше время такое возможно.
Еще у меня было сильное потрясение, когда я первый раз попала в дом ребёнка с группой кандидатов ШПР. Зашла в комнату, где были груднички, от которых отказались родители, увидела маленькие тельца, лежащие в кроватках. Слёзы из глаз хлынули – это было потрясение, которое не описать словами. Лежат детки, никому не нужные, такие неприкаянные. Не плачут, не агукают – не должно быть у ребенка такого состояния. Это было больно.
Анастасия: Много откровений. За время занятий мы погружаемся в личные истории наших слушателей, сложные обстоятельства их жизней. Они рассказывают, как пришли к приёмному родительству, мы углубляемся в личные переживания. Это очень по-человечески: трогает душу, сердце. Их истории запоминаются на всю жизнь.
Какие у вас принципы в работе?
Лада: Есть профессиональные принципы – этический кодекс психолога, которого мы придерживаемся. Как специалист я формировалась в рамках гуманистической психотерапии. Это предполагает, что психотерапевт не является экспертом по отношению к жизни другого человека, что есть равенство позиций: клиент и терапевт равны. У каждого человека заложена позитивная основа, и надо обращаться к тому позитивному, что есть в человеке.
Анастасия: Если говорить о ШПР, то во время занятий у слушателей возникает много вопросов о том, как поступить в какой-то ситуации. У нас всегда есть осознание, что человек сам всё может решить. Он решает для себя, нужно ли ему становится приёмным родителем или нет, рассказывать ребёнку о его происхождении или хранить тайну усыновления. Мы лишь подсвечиваем эти вопросы, создаем условия, чтобы человек порассуждал, взвесил свои силы, увидел зоны риска, но решение – за ним. У каждого человека достаточно опыта, чтобы он принял решение о своей судьбе, последствиях своего выбора.
Какими вы видите ШПР через 10 лет?
Лада: Сложно делать такой прогноз, но за последние 10 лет очень многое изменилось. Во-первых, раньше было много маленьких детей, отказников в больницах, домах ребёнка. Люди, нацеленные на воспитание ребёнка младшего возраста, довольно быстро находили младенцев.
Сейчас же практически нет малышей, и бездетным парам, которых становится все больше и больше, довольно сложно найти маленького ребёнка. А подростки и дети с особенностями развития требуют всё-таки профессионального приёмного родительства. За этим, наверное, будущее развития школ приёмного родительства. Наш подход – это не ребёнок в семью, когда просто «хотят ребёнка», а это семья для ребёнка, который требует профессионального родительского подхода.
Какие для вас самые яркие моменты вашей работы в ШПР?
Лада: Всегда радостно, когда наши выпускники берут ребенка в семью: мы же знаем их истории, историю ребёнка. Сердце замирает, потому что и радуешься, и переживаешь за людей: впереди адаптация, родительские будни. Радуемся, когда берут второго и третьего приёмного ребёнка. Радуемся, когда своих детей рожают после ШПР или после того, как усыновили ребёнка.
Анастасия: Ещё мы радуемся, когда делятся какими-то историями о каждодневном счастье. Например, присылает нам мама фотографию и рассказ, о том, что ребёнок в 6 лет поехал на двухколесном велосипеде, хотя в семью малыш попал с серьёзными ограничениями по здоровью, отсталостью, проблемами с моторикой. Зная, какой путь маме и ребёнку пришлось пройти, мы радуемся! Или вот взяла семья недоношенного малыша, с неврологическими проблемами, а тут мы узнаём, что ребенок в 4 года отлично играет в шахматы. Это достижение, каждодневный родительский труд, взаимодействие, добрая атмосфера семьи! А мы стояли в начале пути, когда человек только готовился стать приёмным родителем.
______________
О СПЕЦИАЛИСТАХ ФОНДА:
Лада Двуреченская закончила психологический факультет Московского государственного университета им. М.В.Ломоносова, около 20 лет проработала научным сотрудником в научно-исследовательских институтах РАН, затем – в Московской службе психологической помощи населению и в Центре «Детство» ДТСЗН г. Москвы, где занималась подготовкой и сопровождением замещающих семей. В Благотворительном детском фонде «Виктория» работает с 2013 года.
Анастасия Убоженко в 2008 году закончила Московский государственный психолого-педагогический университет, факультет клинической и специальной психологии, с дипломной работой, посвященной подготовке замещающих семей.
Начинала свою практическую работу в 37 Детском доме Москвы, где занималась подготовкой детей к семейному устройству, а также подготовкой и сопровождением замещающих семей. С момента основания «Школы принимающих семей «Арбат» в 2011 году работает в фонде «Виктория».
О ШКОЛЕ ПРИНИМАЮЩИХ СЕМЕЙ «АРБАТ»:
Школа принимающих семей «Арбат» – уполномоченная организация Департамента труда и социальной защиты населения столицы. Подготовкой кандидатов в приёмные родители Благотворительный детский фонд «Виктория» занимается с 2011 года в рамках программы «Семейный круг». Программа подготовки рассчитана на 80 академических часов. Кандидаты, прошедшие подготовку, получают Свидетельство установленного образца.
Каждый участник ШПР проходит собеседование и психологическую диагностику. Также кандидат в приёмные родители получает три психологические консультации и рекомендации специалиста о возможностях приёма ребенка, а по запросу – заключение о рисках и ресурсах семьи.
Основные вопросы, которые изучают во время подготовки: особенности детей сирот, проблемы адаптации ребёнка и приёмной семьи, возрастные особенности развития детей, трудные случаи при воспитании приёмного ребенка. Дополнительно проводятся тренинги «Введение в тему приемного родительства» и «Готовность к приемному родительству: эмоциональная устойчивость, родительские компетенции, коммуникативные навыки». В программе занятия с приглашенными специалистами – юристом, врачом-педиатром, специалистом-генетиком, сотрудником органов опеки. На одно из занятий приглашаются опытные приёмные семьи.
Все кандидаты, прошедшие ШПР, могут получать консультации у психологов Фонда на этапах поиска ребенка и стадии адаптации семьи. В рамках программы «Семейный круг» психологи по запросу сопровождают приёмных родителей и ребёнка в сложные периоды жизни семьи.
Период принятия детей в семью составляет от 3 месяцев до 3 лет. Для точной оценки социального результата мы поддерживаем связь с выпускниками предыдущих Школ.
Поддержать нашу Школу вы можете здесь